Духовная культура средневековой Руси - А. И. Клибанов

Так, жития делали то же дело, но в соответствии со своими жанровыми особенностями, что и Покаянные книги. И те, и другие — знамение времени. Жития, как и Покаянные книги, фиксируют одну из точек отрыва от народных верований, мифов, эпоса. Они — факт отмежевания в духовном мире средневековых людей малого поля под личностное начало. Определяющая и сквозная идея житий — испытание силы духа вплоть до мученичества и смерти за правду веры и жизни. В житиях в более крупном плане, нежели в Покаянных книгах, дана индивидуальность в ее отрицательном определении: «уклонися от зла и сотвори благо». Однако что есть зло и что благо, определено свыше. Это зона запретная. Житийная литература заключала большую потенциальную силу именно для истории культуры духовной, как в России, так и на Западе, дойдя до романов Φ. М. Достоевского (что показано Μ. М. Бахтиным), «Отца Сергия» JI. Н. Толстого, «Таис» А. Франса.

Сопоставим разные, но отчасти синхронные явления в духовной культуре народа. На XIV‑XVI вв. приходится высокая волна подъема былинного творчества. В этот период появились известные во множестве вариантов былины «Камское побоище», «Илья Муромец и Калин–царь», «Илья Муромец, Ермак и Калин–царь». Эти былины вдохновлены борьбой русского народа с ордынскими нашествователями. Как пишет исследователь былинного творчества С. Н. Азбелев, по–видимому, «в XVI— XVII вв. окончилось интенсивное творческое развитие данных былин»[123]. Пожалуй что к этому времени вообще угасал героический эпос и какое‑то отношение к его судьбам имеют события в религиозной жизни народа. В былинном творчестве — это не могло произойти без явлений упадка жанра — предлагаются несколько вариантов для ответа на вопрос, почему перевелись на Руси богатыри. Потому, что, «одолев татар, богатыри хвастают, что победили бы и силу небесную: после этого убитые враги воскресают, увеличиваясь в числе»[124]. Былина «Камское побоище» называется в литературе и «Гибель богатырей». В нескольких вариантах былины богоборческая похвальба богатырей завершается тем, что они «окаменели или скончались в Киевских пещерах»[125]. Былинное «окаменели» как нельзя лучше характеризует судьбу жанра. И что «окаменели» богатыри в результате конфликта с «небесными силами», также полно значения.

Но что же представлял собой «окаменевавший» эпический жанр? По характеристике Μ. М. Бахтина, «конститутивной чертой» эпопеи «является отнесение изображаемого ею мира в абсолютное прошлое национальных начал и вершин»: начала и суть вершины, остающиеся таковыми и ныне и присно и во веки веков! «Для эпического мировоззрения «начало», «первый», «зачинатель», «предок», «бывший раньше» и т. п. — не чисто временные, а ценностно–временные категории, это ценностно- временная превосходная степень, которая реализуется как в отношении людей, так и в отношении всех вещей и явлений эпического мира: в этом прошлом — все хорошо, все существенно хорошее («первое») — только в этом прошлом»[126]. И далее: «Эпический мир абсолютного прошлого по самой природе своей недоступен личному опыту и не допускает индивидуально–личной точки зрения[127]. Это значит, что эпический мир «нельзя увидеть, пощупать, потрогать, на него нельзя взглянуть с любой точки зрения, его нельзя испытывать, анализировать, разлагать, проникать в его нутро»[128]. Итак: «опора на безличное непререкаемое предание, общезначимость оценки и точки зрения, исключающая всякую возможность иного подхода, глубокая пиететность в отношении предмета изображения и самого слова о нем как слова предания»[129]. Поскольку же эпический мир — мир «начал» и «вершин» безупречен и в превосходной степени образцов, он «готов, завершен и неизменен и как реальный факт, и как смысл, и как ценность»[130]. И потому он дистанцирован: «он вне района изменяющей и переосмысливающей человеческой активности»[131]. И еще: «Эпический мир строится в зоне абсолютного далевого образа, вне сферы возможного контакта со становящимся, незавершенным и потому переосмысливающим и переоценивающим настоящим»[132].

В культе святых, как и в их жизнеописаниях, все противостояло эпическому сознанию. Это духовный мир безо всякого «далевого образа» и в контакте с современностью и современниками. Пустынножительство по своей идее служило самоуглублению святого ради духовных подвигов во благо ближних. Именно ближних, в которые входили и близкие, и дальние. Здесь зона контакта выступаете качестве категории ценностно–пространственной (оппозиция близкие — дальние снимается в категории «ближних»). Она выступает и как ценностно–временная, однако вписавшая в свой круг человека с метаморфозами его внутреннего состояния и превратностями жизненного пути. Ибо как через века и века, так и через дали и дали святой в религиозных представлениях остается источником добродеяний, действенной силой, к помощи которой можно прибегнуть и во времена народных бедствий, и в горестях личной судьбы. К их заступничеству прибегают в XVI, XVII и в XVIII вв. и позже, хотя сами святые жили, как например Варлаам Хутынский, в XII в. Это ценностный мир, открытый личному опыту верующего. И когда тот или иной праведник (святой для его почитателей из социальных низов есть прежде всего праведник) недостойным образом проявлял себя в жизни, его осуждали, прогоняли, избивали и даже убивали. Обширный материал к этому собран в книге И. У. Будовница «Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV‑XVI вв.».

Богатыри на Руси не перевелись. Им на смену пришли богатыри иной духовно–культурной формации — богатыри духа. И в данном случае существенно не то, являлись ли они таковыми в действительности, а то, что в этом качестве они были признаны и санкционированы в народном сознании. В этом смысле вступление новых «богатырей» в духовную жизнь народа есть веха в его культурно–историческом развитии. Оно подготовлялось исподволь. Во многих житийных повестях сохранились элементы эпоса. С другой стороны, как ни монолитен эпический жанр, и ему присуща была своя, специфическая динамика. Поворотная стрелка культурных процессов вращается медленно. Но смена не есть замена. В сокровищнице духовной культуры народа продолжали жить эпические герои, сознание «начал» и «вершин», века предков — «золотого века» народа. Он дистанцирован не только в прошлое, этот «золотой век», но и в будущее. Он всегда и позади, и впереди. Мир «начал» и «вершин», запечатленный еще в догосударственном эпосе славян, жил и в русской пореформенной деревне; мы встречаемся с ним, например, в причетях сказительницы И. А. Федосовой (1831—1899). «Поиски выхода из мира социальной несправедливости, — пишет К. В. Чистов, — сказывались в причитаниях Федосовой в устойчивой, проходящей через многие ее тексты теме «золотого века — своеобразной утопии, обращенной в прошлое»[133].

Мир культуры крестьянства просто «непознаваем», если не принять во внимание место и значение, отводимое в нем «старине», «предкам», «началам» — «вершинам». Что это значило конкретно? Полагаем, что ответ дан в былинном эпосе, а именно — в былинах «Вольга и Микула Селянинович», «Илья Муромец и Святогор», «Самсон–богатырь». Из череды самых могучих богатырей выделяется на первое место не богатырь- воин, защитник родной земли, а ее, земли, возделыватель — Микула Селянинович. Ему уступают в силе и Святогор, и Илья Муромец, и Самсон. В пантеоне русских богатырей первенство принадлежит Земледельцу, Свободному Земледельцу на свободной Земле: «его любит матушка–сыра земля». Популярнейший былинный богатырь Илья Муромец, крестьянский сын, тоже показал, как мощно и раздольно он может крестьянствовать. С этого начинается его эпическая «биография» после исцеления. Но он богатырь–воин. А в апофеозе былинного эпоса Микула Селянинович — олицетворение не только труда свободного, но и труда мирного.

Формула «матушка–сыра земля» устойчива в фольклоре, житийных и воинских повестях. «Плачи земли» по своим детям, переживающим социальные, военные, природные бедствия и невзгоды, запечатлены в «Слове о погибели русской земли», житийной повести о Меркурии Смоленском, «Сказании о Мамаевом побоище», духовных стихах («О непрощаемом грехе»: сам Бог утешает скорбящую землю и обращается к ней: «матушка–сыра земля»[134]®. В переводных апокрифических сочинениях («Хождение апостола Павла по мукам», «Прении между землей и морем»), вошедших в сборники «Златоструи», та же тема. Если принять во внимание апокрифическое «Хождение Богородицы по мукам», то возможно предположение об ассоциации Земли с Богородицей в народном сознании.